Долгие годы я за глаза называла этого человека просто «главред». Не только потому, что таковой была его должность. Для меня Николай Николаевич был и остается идеалом главного редактора: строгим, порой жестким – и внимательным; помнящим практически всё, что было напечатано в газете за последние месяцы; умеющим достойно разговаривать с любым начальством, не жертвуя линией газеты…
Москвич, родившийся в последний день лета 1941 года, он начал трудовую жизнь у станка. А вечерами учился на журфаке МГУ, писал диплом по пушкинскому «Подражанию Корану» у знаменитого пушкиноведа С.М. Бонди. (Кажется, это была единственная деталь биографии, которой он гордился.) Затем – многолетняя работа в различных редакциях…
Звездным часом для него стал конец 1991 года. Вот как сам он вспоминал об этом в феврале 2007 года: «Я, главный редактор районной газеты «Таганка», встретился с руководителем Таганского райсовета В.Н. Орловым. Он сказал, что инициативная группа ищет человека, который взялся бы за воссоздание газеты, название которой – «Русский инвалид» – известно у нас в стране каждому журналисту. У большинства организаторов не было опыта работы в газете, а главное – не было ни денег, ни помещения. Короче говоря, реальных перспектив возрождения издания не было никаких.
Но случай правит судьбой. Когда я рассказал об этой идее в редакции газеты «Правда», где проработал много лет, меня тут же познакомили с Валерием Анатольевичем Пановым, опытным журналистом, репортером и фотографом. Панов – инвалид с детства (в 14 лет потерял ногу), инженер по образованию, досконально знал проблемы инвалидов – начиная с социальных вопросов и кончая тонкостями протезирования. Он тут же загорелся идеей газеты и сумел передать часть оптимизма мне. Первый номер вышел в феврале 1992 года, как и в 1813 году, в типографии Минобороны…»
Рассказывая о возрождении «Русского инвалида», Жуков говорил тогда о ком угодно, только не о себе. Вспоминал даже обаятельного парня Сашу Муртова, страдавшего тяжелым заболеванием, который до самой смерти с удовольствием распространял газету на вокзалах и в метро. А между тем, практически всё тогда зависело именно от главреда, причем не только от его организаторских способностей и деловой хватки, но и от принципиальности, умения отстоять собственную позицию и в то же время найти средства для выживания в бурном океане дикого российского капитализма.
Мой «роман» с главредом завязывался отнюдь не просто. В начале 1993 года я передала свою статью через знакомого, работавшего в редакции «Русского инвалида». А когда через пару недель спросила о результате, он смущенно сказал: «Знаешь, поговори с ним сама», – и дал телефон, прибавив, чтобы я не очень расстраивалась – дескать, главред у них суровый.
Набравшись смелости, я позвонила, сбивчиво объяснила, кто такая. «Суровый» главред внимательно выслушал, а потом сказал: «Писать вы можете. Но вашу статью мы печатать не будем. Нам нужны не эссе, а факты – конкретные факты из сегодняшней жизни инвалидов. Будут такие материалы – подносите».
Что такое «факты» и где их искать, я тогда представляла довольно слабо. Когда весной в спецшколе-интернате № 17 прошел творческий вечер ее выпускницы Оксаны Ревковой, у которой вышла первая книжка стихов, я написала об этом уже не статью, а маленькую заметку и, не особо надеясь, принесла в редакцию. «Уже лучше. Берем!» – одобрил Николай Николаевич. Так и пошло…
Внешне 50-летний главред напоминал тогда морского волка, словно сошедшего со страниц Джека Лондона: шкиперская бородка, внимательный взгляд сквозь стекла очков, сдержанная требовательность к сотрудникам. Приняв на себя груз ответственности за судьбу издания, он без колебаний вел хрупкий кораблик через моря лжи и непонимания, стяжательства и безденежья к раз и навсегда поставленной цели. Он очень хотел, чтобы «Русский инвалид» стал рупором всех российских инвалидов, который доносил бы до властей их беды, чаяния и требования – и добился своего.
Николай Николаевич никогда не жаловался на трудности, был требователен к себе и другим. Не терпел расхлябанности и необязательности, отчитывал сотрудников за любую неточность в материале, за пропущенную опечатку или неуклюжую фразу. Работал на совесть, а не за деньги (их, впрочем, всегда было в обрез). И только когда снимал очки, глаза выдавали крайнюю степень усталости.
…Вскоре мне уже не надо было «искать факты» – Жуков начал посылать меня от редакции на самые разные мероприятия. Тут я на собственном опыте узнала, как верна поговорка «Журналиста ноги кормят»… Долгое время я робела, стеснялась своей нечеткой речи, и порой с трудом «выуживала» необходимую информацию. Перебороть стеснительность мне, сам того не зная, помог Жуков. Стоило только представить, как он отчитывает сотрудников за непроверенную информацию или перевранную фамилию – и становилось ясно: нужно либо делать дело «здесь и сейчас», либо уходить из журналистики. А уходить уже не хотелось…
Как один непрерывный мастер-класс журналистской работы запомнился мне II Всероссийский фестиваль творчества инвалидов, прошедший в сентябре 1995 года на волжском круизном лайнере. Я тогда оказалась в компании «зубров» – Жукова и Панова. Вместе мы не только собирали материал к будущему номеру, но и каждый вечер выпускали экспресс-бюллетень по итогам прошедшего дня. Тогда меня больше всего поразила цепкая память Николая Николаевича, помнящего все имена-отчества-даты-события-встречи, и его умение четко спланировать работу. Утром за завтраком на импровизированной «планерке» перед каждым из нас троих вырастал ворох дел, но, благодаря подсказкам главреда, все они вечером каким-то чудом оказывались выполненными…
А три года спустя, в апреле 1998 года, Николай Николаевич с Валерием Анатольевичем были «болельщиками» на моей защите кандидатской. Ближайший номер газеты вышел с огромным заголовком: «Поздравляем нашу Катюшу…» и замечательными фото Панова. Да, к тому времени я уже стала в редакции чем-то вроде «дочки полка», ведь именно там я состоялась как журналист.
Кое-кто считал Жукова слишком суровым в отношениях с людьми. Он и правда не делал скидок даже на инвалидность, давая понять: раз взялся за дело, делай его хорошо. При этом мог без колебаний принять на работу человека без трудовой рекомендации, доверяя желанию трудиться, а не бумажке. А когда в шестьдесят два года болезнь настигла его самого, те же требования он предъявил и к себе. Четыре с лишним года, едва оправившись от очередной операции или курса лечения, приходил в свой кабинет и, как ни в чем ни бывало, читал гранки, правил макеты, планировал содержание будущих выпусков. Дважды за это время ездил волонтером в США и Японию на всемирные игры Special Olympics. И постоянно ломал голову над вечной проблемой: где взять деньги… Наверно, только жена и сын знают, чего ему это стоило.
Последний раз Николай Николаевич Жуков приехал в редакцию 2 марта 2007 года – на конференцию, посвященную 15-летию возобновления газеты. Жутко вспоминать, что и в этот праздничный день судьба приготовила ему испытание: буквально перед приездом сломался лифт, и на шестой этаж главреду пришлось подниматься пешком. Он выдержал и это, правда, досидеть до конца конференции все же не смог. Он ушел из жизни в начале декабря 2007-го, до последних дней продолжая участвовать в работе над очередными номерами газеты. Газеты, которую возродил…
|
