(Русский инвалид, 2007, № 5) 

…Уходит поколение, прошедшее Великую Отечественную войну. Это горько, но необратимо. Все реже встречаешь ветеранов, которые сохранили живость ума и ясность памяти, и совсем редко – тех, кто хочет рассказывать о той войне. О своей, личной войне…

А.П. Медведева, 2007 год

Незадолго до Дня Победы мне посчастливилось встретиться с военным врачом, а ныне – Председателем совета ветеранов 290-го сортировочного эвакогоспиталя Анной Павловной Медведевой. Первое, что поражает в этой удивительной женщине – неуемная, прямо-таки бьющая через край энергия. Несмотря на свои 87 лет, она ни минуты не может просидеть спокойно. Любимая присказка: «Мне некогда отдыхать!» Надо и  домашнее хозяйство вести, и навестить подруг, которым уже трудно вставать с постели, и съездить в московский городской Совет ветеранов войны. Подготовку к главному празднику года – 9 мая – она начинает в январе: собирает силы и средства, чтобы организовать встречу ветеранов-медиков, которая много лет подряд проходит в здании московской Геликон-оперы, рассылает приглашения, переписывается с однополчанами, живущими в других городах. Вдобавок ко всему, уже много лет подряд накануне Дня Победы к ней домой приезжает группа школьников с учителями из города Вязьма, где в 1941 и 1943 годах стоял 290-й госпиталь… А после праздника Анна Павловна пишет отчеты о проделанной работе, скрупулезно перечисляя имена, города, республики бывшего Союза, в которых живут ее боевые друзья – врачи и медсестры. (С каждым годом списки становятся все короче…) И – начинает исподволь готовиться к новому Дню Победы.

О себе Анна Павловна Медведева говорит так: «Я – человек ХХ века. Двадцать первому-то только седьмой год пошел… А я – вся там, в двадцатом». Летом 1941 года она перешла на последний курс Саратовского мединститута, мечтала стать педиатром, но…

 

- Но началась война, мы ускоренным порядком прошли программу последнего курса и сдали госэкзамены. 31 декабря 1941 года получили полноценные дипломы. (Насколько я знаю, это – единственный случай ускоренного выпуска врачей.)

- И сразу ушли на фронт?

- Конечно. Мы все ушли на фронт добровольцами. Некоторые даже оставляли двух-трехлетних детей. Был сильнейший порыв патриотизма, стремление защитить Родину. Правда, надо признаться: никто не думал, что война будет такой долгой. Ну, полгода, год – а вышло четыре…

- Вы сразу попали в 290-й эвакогоспиталь?

- Сразу. Тогда, в начале 1942 года, он был расквартирован в Москве, в Лефортово. Сейчас на здании госпиталя имени Бурденко есть мемориальная доска, открытая в память о нашем госпитале. Ведь за оборону Москвы он получил почетное знамя как лучший госпиталь фронта.

- Значит, Вы не попали в окружение под Вязьмой летом 1941 года?

- Да, мне повезло. Но в нашем госпитале были люди, которые вышли из этого котла, например, главный рентгенолог. Он занимался спортивной ходьбой, и это его спасло. Они сотни километров ночами шли к фронту. Многие не выдержали, погибли в пути.

- Анна Павловна, а что в военном госпитале мог делать педиатр?

- На фронте большинство врачей было военно-полевыми хирургами, потому что в основном приходилось иметь дело с ранениями. Так что мне пришлось переквалифицироваться. Конечно, поначалу к операциям меня не допускали, но постепенно и я стала делать несложные вещи. Были и терапевтические отделения, были даже специальные госпитали для инфекционных больных. Их было много, но, конечно, не столько, сколько раненых. В 1944 году я сама долго и тяжело болела дифтерией, но, спасибо начальнику нашего госпиталя Вильяму Ефимовичу Гиллеру, что он не отправил меня в инфекционный. Мне выделили закуток и держали там, пока не поправилась.

Да и вообще Гиллер был отличным начальником. Он требовал, чтобы мы все время учились, повышали свою квалификацию. И это – при 12-часовых рабочих сменах! Болтать было некогда. Вскоре после прибытия в госпиталь я попала на курсы терапевтов (для нас, для врачей). Сидишь разинув рот, такие блестящие были лекторы, например, главный терапевт госпиталя Михаил Филиппович Гольник. Мы и экзамены сдавали. Чуть поменьше работы, спадает поток раненых – учим и сдаем то кости, то нервы… Ведь повреждение нервов во время ранения сложно определить и еще сложнее лечить. Так же учились и медсестры. Приходили после школы 17-летние девчонки простыми санинструкторами и за время работы, выучившись, сдавали экзамены на медсестер…

- Скажите, насколько фильмы о войне соответствуют тому, что было на самом деле?

- Боюсь, что не смогу ответить на этот вопрос. Я живу без телевизора, старый сломался, и не жалею об этом. Сейчас так ругают российскую армию, что можно сойти с ума. Жириновский как-то сказал, что в войну победили пьяные солдаты. Скажите, как взрослый человек, вице-премьер Госдумы может такое говорить?! Что же тогда требовать с остальных…

- И все же, в двух словах: что для Вас война?

- Война – это прежде всего колоссальный труд. Когда в начале 1943 года советские войска освободили Вязьму, нас из Москвы перебросили в окрестности деревни Пыжовка под Вязьмой. (В 1974 году в память о госпитале там был поставлен обелиск). Мы, врачи и медсестры, должны были в кратчайшие сроки, в лесу, в палатках и землянках наладить прием раненых. Сами валили лес, пилили бревна, копали землю… Чем могли, помогали легкораненые солдаты. Не удивительно, что после войны девушки болели, многие не могли родить… Одна родила, так врачи удивились, что она смогла.

- Часто ли переезжал госпиталь?

- 14 раз…

- А страшно было?

- Знаете, во время бомбежки у меня внутри возникал какой-то стержень. Например, когда мы стояли в Вильнюсе, наше отделение было на третьем или четвертом этаже. Как только начиналась бомбежка, свет в операционной гас и все работы останавливались. Дом шатался – снарядов немцы никогда не жалели. Мы закрывали раны стерильными салфетками, раненых укутывали одеялами. Когда все было сделано, я ходила между столами и чувствовала, что персонал и раненые у меня совершенно спокойны. А был случай в другой смене, когда нервы у врачей не выдержали. Они первые убежали в бомбоубежище, персонал – за ними, раненые сползали со столов и тоже ползли вниз. Вдобавок ко всему, во время этой кутерьмы разворовали одеяла… И так было всю жизнь: когда заболевали дети, я внутренне мобилизовалась и все проходило нормально.

- Но все же были какие-то тяжелые моменты?

- Самое тяжелое для меня на войне было следить, чтобы никто из раненых, попавших в мою палату, не убежал на фронт. Мы ведь за них отвечали. А они все стремились драться с врагом, спорили, когда их отправляли в тыловые госпиталя на лечение. Уговорить, успокоить было почти невозможно.

- А самое радостное?

- Победа. Для нас это до сих пор – самый большой праздник.

- Где Вы встретили победу?

- Наш госпиталь стоял в Восточной Пруссии, недалеко от Кенигсберга, в городе Тапиау (с 1946 года – Гвардейск). Бои были ужасные. Сколько было раненых, сколько смертей – страшно вспоминать! Немцы укрепляли Кенигсберг веками. Один танкист мне рассказывал, что пробить стены крепости было невозможно никакими снарядами. Тогда наши сделали настилы из бревен, по которым танки вползали на стену укрепления, а с нее, как лягушки, прыгали вниз. Немцы, увидев этих «лягушек», пришли в ужас…

- Анна Павловна, а сами Вы немцев видели?

- Не только видела, я их лечила в госпитале (пленных, конечно). Они очень вежливые были, дисциплинированные. Как только врач входит, все ходячие вскакивают по стойке «смирно», щелкают каблуками – приветствуют.

- Они что, вместе с нашими лежали?

- Сначала их положили в одно отделение с нашими, но ребята подняли скандал: «Если не уберете, мы их убьем». После этого для пленных выделили особое отделение. Жизнь есть жизнь…

- А как сложилась Ваша жизнь после войны?

- Я демобилизовалась в 1946 году в городе Бобруйск, куда перевели наш госпиталь. Там я была уже терапевтом, вела прием в гарнизонной поликлинике. Еще до демобилизации я вышла замуж за подполковника-артиллериста. С этим связана забавная история. В мае 1945 года иду я по Тапиау со своим начальником смены и спрашиваю его: «Война кончилась. Что мне делать дальше?» А он: «Анечка, вам прежде всего надо выйти замуж!» И действительно, как в воду глядел… Сейчас у меня два сына, внук, внучка, 5-летняя правнучка Настенька и правнук Ванечка, которому год и восемь месяцев.

 - Кем же Вы стали в мирной жизни? Педиатром?

- Нет, врачом я работала недолго, хотя очень любила свою профессию. В 1948 году мне пришлось пойти на работу в медицинскую статистику, так первое время я там сидела и плакала. Потом привыкла, 30 лет проработала…

- Сейчас много говорят о том, что молодежь мало знает о Великой Отечественной войне. Это правда?

- Правда.

- А как вы думаете, это неизбежно?

- При нынешней политике, когда не воспитывается патриотизм и уважение к истории, – да, неизбежно. Но там, где такое воспитание есть, дети знают все. Мои гости из Вязьмы – прекрасные дети. Под Вязьмой тяжелейшие бои шли и в 1941, и в 1943 году, когда ее освобождали. Там почти в каждой школе – музей боевой славы, где-то – партизаны, где-то – ополченцы. В школе, с которой я дружу, изучают историю нашего 290-го эвакогоспиталя. Дети сами ведут экскурсии. Я поражаюсь, как свободно говорят 10-летние ребятишки, как уверенно они держатся, отвечают на вопросы – никто не собьет! Каждый год, начиная с 1966, группа из 10 детей с двумя взрослыми приезжает на 9 мая в Москву. Раньше они жили в гостинице, в последние годы останавливаются у меня дома. Родители сейчас боятся отправлять детей в Москву, но все равно дети их убеждают и едут.

- А на встречу ветеранов они придут?

- Конечно, придут! Тем более, что наши встречи имеют свою давнюю историю. Когда в 1956 году начальник госпиталя Вильям Гиллер издал книгу «Во имя жизни» о боевом пути госпиталя, наша коллега, инвалид 1 группы Нина Уварова (Михайловская) загорелась желанием собрать всех вместе. Она этим занималась, предлагала и мне, но я отказалась (работа, двое детей). Тем не менее, помощники нашлись, и в 1957 году прошла первая в Советском Союзе встреча медиков-однополчан.

 - Полвека назад!

- Да, ровно полвека. Разрешение тогда спрашивали у министра обороны. Он не только разрешил, но и приказал предоставить нам помещение Центрального дома советской армии. Встреча собрала около 200 человек, еще через год – около 500.

- Сколько же всего было однополчан?

- Во время войны в госпитале работало около 1000 человек.

- А сегодня?..

- 69, по моему списку. В прошлом году на встречу пришло 14 человек, поэтому уже несколько лет мы приглашаем всех московских ветеранов-медиков.

- Да, грустно…

- Работу Совета ветеранов будем завершать так, как сможем, пока я хожу. Сейчас у меня только одна помощница, и желающих среди однополчан уже нет – все болеют, всем тяжело ходить. И это – тоже жизнь… Но, как бы там ни было, нашим главным девизом было и остается: «Лишь бы не было войны!» Все остальное можно исправить…