Начнем с того, что родилась я под конец "оттепели" и в прямом, и в переносном смысле. Если быть совсем точной - за час до открытия XXIII съезда КПСС. Маму даже уговаривали, то ли в шутку, то ли всерьез, назвать меня Съездиной, но она на это не пошла. (Вот была бы потеха!..)
Раннее детство для меня было идиллическим. Летом - у бабушки, на маленьком острове Водники, который образовался на пересечении канала имени Москвы с рекой Клязьмой. Там не было ни машин, ни чужих людей - полное приволье! (То, что жили мы в бывшем бараке для комсостава времен Каналстроя, я поняла гораздо позже. Там и тепло-то было только летом...)
Остальное время мы жили в городе Солнцево (теперь - Москва), где мама получила благоустроенную квартиру. Неподалеку был лес, а совсем рядом, под горкой, - деревня Терешково, где одна старушка до начала 80-х годов держала коз. Иногда мы с бабушкой даже не доходили до леса, где в хорошую погоду проводили целые дни, потому что я надолго застревала около козлят, которые тоже были не прочь поиграть. После того, как в 1971 году моя тетя вместе с бабушкой получили благоустроенную комнату в городе Долгопрудный, я окончательно осела в Солнцево, т.к. новая соседка по квартире оказалась единственным человеком, с которым бабушка не смогла наладить нормальные отношения.
Когда мне исполнилось 7 лет, мы с мамой стали вместе ездить по России. Не валяться на пляже (такой отдых я недолюбливаю и сейчас), а путешествовать. Почти каждое лето ходим на теплоходах по Волге и ее притокам, ведь мой дедушка, Григорий Николаевич Новиков, был волжским капитаном. После 1991 года мы начали потихоньку осваивать Европу, а в 1996 мне в составе группы инвалидов даже удалось месяц прожить в США.
Солнцево навсегда осталось для меня заповедным "Городком", где было всё, что нужно для жизни: удобная квартира, почти деревенское приволье, лес, пруды, множество друзей... Даже смерть там была совсем не страшной: покойника обязательно подвозили к дому, набросав на дорогу еловый лапник, и все, кто был, подходили прощаться, т.е. просто постоять у гроба, а родственники раздавали конфеты. Некоторых проносили с оркестром по всей улице - такие процессии я любила наблюдать с балкона, с моего самого высокого 12 этажа.
То, что смерть - это потеря, которую ничем не восполнить, я узнала тоже в Солнцеве, но гораздо позже. В 1981 году маме подарили котенка - крошечный черный комочек с белой манишкой и в белых перчатках. Бим прожил у нас около полутора лет, быстро превратившись в огромного котяру, хозяина дома, избирательного в привязанностях, как собака. Когда на следующее лето мы уехали отдыхать, оставив его с бабушкой, он попросту стал ее доводить, отказываясь от еды и прыгая по ночам на ковер над ее кроватью. Бим погиб той же осенью, сорвавшись с балкона. Он умер на руках у мамы, услышавшей его вопль. Меня дома не было...
Мы уехали из Солнцева в 1984 году. Незадолго до этого произошло 2 события: город присоединили к Москве, а я окончила школу и поступила в библиотечный техникум. На дорогу в один конец уходило около двух часов, и мама приложила все усилия, чтобы вырваться из нашего "медвежьего угла". В конце концов, ей это удалось. С тех пор мы можем спокойно идти на любой концерт или спектакль, не думая о том, как будем добираться до дома. Кстати: о том, что в Солнцеве скоро будет метро, мама впервые услышала в 1968 году...
Довольно долго я не знала о своей болезни. Даже когда не пошла в 7 лет в школу, то приняла это как данность. Читать я умела с 3,5 лет, писать и считать - тоже. Мне было хорошо дома с бабушкой и годовалым двоюродным братом. Это для мамы решение городской медкомиссии, постановившей, что из-за ДЦП я могу учиться только в интернате, который находился в Бронницах, было трагедией. Она понимала, что забирать меня оттуда сможет только на каникулы, - и отказалась от этого варианта. Вскоре выяснилось, что детей из Солнцева берут не только туда, но и в московскую спецшколу-интернат № 17, где я через год и оказалась. После этого прошло еще года три, прежде чем я осознала, что могу делать далеко не всё, что делают мои приятели, соседи по дому. И все же больше всего меня задевало, что я учусь не рядом с домом. Поэтому после окончания восьмилетки я, круглая отличница, наотрез отказалась доучиваться в таком же, как наш, интернате и пошла в обычный техникум (мне было все равно - в какой).
Впрочем, за пару лет до этого произошла еще одна история, которая сильно на меня повлияла. В конце 7 класса нас серьезно готовили к приему в комсомол, говорили красивые слова. Я - убежденный пионер-ленинец - шла в первых рядах. Так получилось, что в этот момент меня избрали председателем совета дружины, и именно я вместе с советом дружины должна была давать рекомендации своим одноклассникам. Одна из девчонок упрямо отказывалась выполнять общественные поручения - и мы единоглассно решили, что в комсомол ей пока рано. Однако у взрослых было другое мнение... Членов совето дружины стали вызывать к начальству, и они, один за другим, не только отказывались от своего решения, но и убеждали меня принять позицию руководства. В конце концов нас осталось трое - я, мой друг и сосед по парте Игорь и четвероклашка Жанна. Девочке дали рекомендацию без нас, а мы получили хороший урок коммунистического лицемерия.
Видимо, чтобы вывести нас из ступора, учительница ИЗО Ирина Вячеславовна Сивухо просоветовала нам с Игорем поступить в детскую художественную школу - мы оба любили рисовать. Попытка удалась, и мы погрузились в мир творчества, который для нас был еще и миром свободы. Только мы двое из всего интерната могли трижды в неделю без родителей уезжать из школы на занятия.
Учеба в библиотечном техникуме - пожалуй, самое насыщенное время в моей жизни. Неожиданно я попала в центр диссидентских споров. Спорили и студенты, и преподаватели, спорили открыто и по самым разным вопросам. Правда, и время было необычное - Пятилетка Пышных Похорон, когда за 3 года в стране сменилось 4 руководителя. Было отчего зашататься идеологическим устоям...
Мы проходили практику в самых разных библиотеках Москвы и часто откапывали там редкие, а порой и вовсе запрещенные издания. Именно в техникуме мне в руки попал «Новый мир» с рассказами Солженицына и одной из самых пронзительных повестей Василя Быкова - «Мертвым не больно». Русскую и зарубежную литературу в этом техникуме преподавали практически на университетском уровне, в гости к нам приходили известные писатели. Одним словом, вокруг кипела такая бурная жизнь, что я справедливо полагала, что интереснее не будет даже в МГУ, и после его окончания решила пойти работать.
Но легко сказать - "пойти"... Именно в это лето инвалидность в первый и последний раз всерьез напомнила о себе. Меня упорно не хотели брать на работу по распределению, пряча глаза, приводили самые фантастические доводы... Помогла преподаватель техникума Галина Павловна Курдявка. Благодаря ей, я попала в отличный коллектив на должность с зарплатой 115 рублей, о которой большинство однокашниц могло только мечтать. Но вскоре я поняла, что работа библиотекаря меня не очень устраивает. Чтобы поменять профессию, пошла на заочное отделение филфака Тверского университета. Время его окончания, 1993 год, совпало с развалом многих предприятий. Мое тоже было «на боку», и, получив диплом, я прямиком пошла в аспирантуру МГУ - просто чтобы с пользой провести время. Не могу сказать, что флагман российского образования дал мне больше техникума, хотя поначалу я с интересом ходила на лекции и семинары. Тем не менее, в 1998 году я защитила кандидатскую диссертацию по творчеству Пастернака.
С 1991 года я начала печататься в инвапрессе и – изредка – в других газетах и журналах. Поначалу дело шло непросто: первую заметку в газете «Русский инвалид» напечатали где-то через полгода после того, как я стала носить в редакцию свои опусы. «Нам нужны не эссе, а факты – конкретные факты из сегодняшней жизни инвалидов. Будут такие материалы – подносите,» - сказал главред Николай Николаевич Жуков при первом разговоре. Потихоньку я научилась и этому. В 1997 году Николай Николаевич помог мне выпустить полусамиздатскую книгу «Как читать "Доктора Живаго"?», чтобы решить проблему публикаций перед защитой диссертации. Постепенно мы стали друзьями и единомышленниками...
В 1994 году меня позвали в родной интернат, директором школьного музея. Здесь я постепенно «доросла» до учителя информатики. В результате сейчас у меня две любимых сферы деятельности – преподавание и журналистика. Многие говорят, что я слишком много работаю, а мне нравится. Нравится, что, несмотря на инвалидность, я просто живу, крепко стоя на собственных ногах.
Если быть совсем точной - за час до открытия XXIII съезда КПСС. Маму даже уговаривали, то ли в шутку, то ли всерьез, назвать меня Съездиной, но она на это не пошла. (Вот была бы потеха!..) 
Остальное время мы жили в городе Солнцево (теперь - Москва), где мама получила благоустроенную квартиру. Неподалеку был лес, а совсем рядом, под горкой, - деревня Терешково, где одна старушка до начала 80-х годов держала коз. Иногда мы с бабушкой даже не доходили до леса, где в хорошую погоду проводили целые дни, потому что я надолго застревала около козлят, которые тоже были не прочь поиграть. После того, как в 1971 году моя тетя вместе с бабушкой получили благоустроенную комнату в городе Долгопрудный, я окончательно осела в Солнцево, т.к. новая соседка по квартире оказалась единственным человеком, с которым бабушка не смогла наладить нормальные отношения. 
Солнцево навсегда осталось для меня заповедным "Городком", где было всё, что нужно для жизни: удобная квартира, почти деревенское приволье, лес, пруды, множество друзей... Даже смерть там была совсем не страшной: покойника обязательно подвозили к дому, набросав на дорогу еловый лапник, и все, кто был, подходили прощаться, т.е. просто постоять у гроба, а родственники раздавали конфеты. Некоторых проносили с оркестром по всей улице - такие процессии я любила наблюдать с балкона, с моего самого высокого 12 этажа. 
Довольно долго я не знала о своей болезни. Даже когда не пошла в 7 лет в школу, то приняла это как данность. Читать я умела с 3,5 лет, писать и считать - тоже. Мне было хорошо дома с бабушкой и годовалым двоюродным братом. Это для мамы решение городской медкомиссии, постановившей, что из-за ДЦП я могу учиться только в интернате, который находился в Бронницах, было трагедией. Она понимала, что забирать меня оттуда сможет только на каникулы, - и отказалась от этого варианта. Вскоре выяснилось, что детей из Солнцева берут не только туда, но и в московскую спецшколу-интернат № 17, где я через год и оказалась. После этого прошло еще года три, прежде чем я осознала, что могу делать далеко не всё, что делают мои приятели, соседи по дому. И все же больше всего меня задевало, что я учусь не рядом с домом. Поэтому после окончания восьмилетки я, круглая отличница, наотрез отказалась доучиваться в таком же, как наш, интернате и пошла в обычный техникум (мне было все равно - в какой). 
Но легко сказать - "пойти"... Именно в это лето инвалидность в первый и последний раз всерьез напомнила о себе. Меня упорно не хотели брать на работу по распределению, пряча глаза, приводили самые фантастические доводы... Помогла преподаватель техникума Галина Павловна Курдявка. Благодаря ей, я попала в отличный коллектив на должность с зарплатой 115 рублей, о которой большинство однокашниц могло только мечтать. Но вскоре я поняла, что работа библиотекаря меня не очень устраивает. Чтобы поменять профессию, пошла на заочное отделение филфака Тверского университета. Время его окончания, 1993 год, совпало с развалом многих предприятий. Мое тоже было «на боку», и, получив диплом, я прямиком пошла в аспирантуру МГУ - просто чтобы с пользой провести время. Не могу сказать, что флагман российского образования дал мне больше техникума, хотя поначалу я с интересом ходила на лекции и семинары. Тем не менее, в 1998 году я защитила кандидатскую диссертацию по творчеству Пастернака. 